Детское рисование по Марине Озеровой – это способ самовыражения, не имеющий отношения к следованию шаблонам. Соответственно, учить рисовать важно не столько детей, сколько их родителей. И главное, чему нужно родителям научиться – не обращать внимания на мифы, связанные с тем, каким должен быть творческий процесс (и его результат).  

Марина обращает внимание родителей на собственный страх ошибиться, на свое личное представление о рисовании. Если родитель считает, что не умеет рисовать, что у него не получится, то значит он допускает, что рисовать действительно нужно уметь, что есть некие стандарты, шаблоны, опираясь на которые и можно оценить, получается у меня или нет. И, конечно, хотят родители или нет, они транслируют это своим детям, и вот уже дети заявляют, что рисовать они не умеют, и что у них вряд ли получится.

Рисование, с точки зрения Марины, очень полезно для психики ребенка. Оно развивает речь, восприятие, воображение, мышление, моторику, память. Воспроизведение загадочных каракулей – вовсе не праздный процесс, которым занимается ребенок от лени и скуки. Такая деятельность ничем не уступает (а то и превосходит) решению интеллектуальных, логических задачек.   

Марина изучает историю отношения общества к детскому рисунку – то, как менялись взгляды и теории психологов, философов, культурологов на детское творчество, на вкладываемые в него идеи, чувства и смыслы. Марина отмечает появления направлений, имеющих много сходства с детской манерой воспроизводить неправдоподобные изображения: кубизм, импрессионизм, сюрреализм и т.д. 

Рисунок ребенка действительно не похож на реальность, но это последнее, что должно беспокоить родителей, поскольку правдоподобность – это критерий лишь одной из стадий развития детского творчества, наступающей тогда, когда прожиты предыдущие стадии, на которых ребенок изображает скорее свое представление о предметах, нежели сами предметы. А то, каким образом ребенок представляет себе данный предмет, напрямую связано с его возрастными возможностями и ограничениями, то есть с тем, как развиты сейчас его зрительное восприятие и другие психические процессы.

Марина подчеркивает также высокую важность для рисования иных каналов восприятия, кроме зрительного: «Чтобы получить представление о предмете, малышу необходима разнообразная информация, чувственное познание». То есть малышу нужно потрогать предмет, понюхать, послушать, облизать его и т.д. Узнать, например, что объект трехмерный можно, только обойдя его с разных сторон. А что он гладкий – проведя по нему ладошкой. В этом смысле, сидение перед экраном телевизора обедняет восприятие ребенка, значительно ограничивает его в способах познавать мир. 

Что касается критики и похвалы, Марина не советует увлекаться ни тем, ни другим, рекомендуя вместо этого проявить внимание: «Можно попросить ребенка рассказать о рисунке, еще лучше – задавать вопросы во время рисования, интересоваться, какие детали на картинке что изображают, какой цвет использовал автор, какие оттенки смешивал, каким способом рисовал». Еще один чудесный способ участия, предложенный автором – устраивать выставки детских работ, развешивая их по квартире, а также – дарить произведения юных художников соседям, друзьям, бабушкам. Так вы убиваете двух зайцев: избавляетесь от части рисунков (все их хранить, конечно, физически невозможно), не раня чувства ребенка, а даже наоборот – демонстрируете, как ценно его творение, оно может являться полноценным подарком. 

Есть несколько вещей, которые меня смущают в книге Марины Озеровой. Это, во-первых, предложенные ею темы для рисования – сам факт их наличия. Зачем? Почему? На мой взгляд, это противоречит самой идее свободного творчества, которого вроде бы придерживается автор. Если рисунок – это «рассказ о переживаниях», «передача своего состояния», как называет его Марина, то художнику не нужно предлагать тем. Может быть, я преувеличиваю, но лично меня все эти «А давай сейчас нарисуем семью!» или «Изобразишь дерево?» отсылают прямиком к советским урокам живописи, где ребенок сейчас же попадает в систему оценок и ожиданий, и где инициатива принадлежит уже не ему самому.

А, во-вторых, конечно – желание Марины интерпретировать детский рисунок (и даже описанные способы, как это делать). Я категорически против интерпретаций рисунков.

Тем не менее, многое, из того, о чем пишет Марина, является для меня близким, понятным, родным. Как, например, совет «отказаться от идеи получить стандартный результат (то есть нарисовать узнаваемый правдоподобный образ)». Марина полагает, что родителю следует поддерживать способность ребенка фантазировать, воображать, не обращая внимания на отсутствие сходства реальности с рисунком, с выдуманном образом, представленным в нем. Важно помнить, что эта непохожесть – лишь особенность возраста (важная, нужная, которую нежелательно перескакивать). Хотя, с другой стороны, мы все знаем имена художников, которые, и став взрослыми, к правдоподобности не стремились, и именно этим сказали свое весомое слово в искусстве.